Интерес Бастет к незнакомцу стремительно ослабевал. Он лишь немного отвёл лицо, а она уже не могла вспомнить достоверно, что именно в нём показалось ей столь заманчивым раз она решила явить себя взору простого смертного. Он был, как все. Право, дети и кошки являлись для Баст лучшей компанией. Ни те, ни другие не считали зазорным прямой взгляд, которого, однако рьяно избегал стоявший перед ней человек. Обдумав это, она подхватила подол юбки и скомкала в холенных пальцах нежную ткань, намереваясь исчезнуть. Разговор ей наскучил:
- Мои слова были громкими. Твои пусты.
Дыхание Фараха опалило ухо.
- Все люди рано или поздно говорят нечто подобное, - словно подслушав сокровенные мысли богини и торопясь их опровергнуть, чужак иначе посмотрел на Бастет. Будь на её месте обычная девушка она едва ли смогла бы устоять. – Но человеческая жизнь так коротка. Не слишком ли смело? В обращенных к ней тёмных глазах не было подобострастия, только восхищение красотой и очарованность моментом. Оба эти признания нравились и льстили кошке в гораздо большей степени, чем могло это сделать тупое преклонение. Бастет потянулась к Фараху, готовая в любой момент нырнуть в его мысли более, чем то позволялось между людьми. Он был диковинкой, найденной на дороге. И Бастет очень хотелось поскорее отряхнуть грязь и вызнать что же за сокровище упало ей под ноги. Протянув навстречу человеку руку, она взмахнула хвостом…
Вдали зазвонил колокол. Голос его креп и разрастался. Вместе с тем, как первый звук умолк, исчез и Фарах. Силуэт, будто кусочек масла утопленный в кашу, затерялся в толпе. Сбежал! Надо же. Солнце, оставленное без спины чужака мазнуло по губам богини и оставило на память по себе улыбку. Нет, не как все. Она оправила юбку, пальцами выпрямила невидимые складки, завела за ухо чёрную прядку. Следом пропал хвост, он был уместен для кошки, хорош в качестве эффектного аксессуара, но, как не нравился Бастет, для прогулки по запруженным улицам подходил мало. Обёрнутая колдовством, богиня отправилась в путешествие вверх по улице.
В былые времена город назывался иначе. История не сохранила для потомков его воззвания. Канули в небытие постройки, умерли люди, первыми населившие кусочек пустыни и с гордостью провозгласившие: отныне, здесь будет дом. Вещи и те, обрели свои теперешние имена не сразу. Новые поколения изничтожили храмы старых богов, из их осколков соорудив жилища, земля наполнилась новыми всходами, загубив культуры древних. Мир изменялся, уподобленный семечкам пахучей сыти, и когда одно закапывалось в ил, все знали в месяц ахет на его место упадёт новое. Только кошки были те же самые. Бастет видела их там, где горожане давно перестали. Отколотый кусочек плитки на доме крестьянина хранил отпечаток пушистой кисточки хвоста; сквозь сплетенные ветви пальмы за делами торговца следило два блестящих глаза; серый кот лежал на ступенях, наблюдая за игрой человеческих детей, и привлекал к себе внимание, когда неразумные трёхлетки отбегали от дома. Берёг.
Вскоре Бастет взошла на площадь. Сюда, со всех сторон, стекались жители Египта. Стальной звук колокола был неприятным и резким, и сама того не замечая, всякий раз, когда очередной удар сотрясал улицу, богиня мимолетно морщилась и замедляла шаг. В очередной раз открыв глаза, она с неудовольствием обнаружила – Фараха поглотила толпа. Даже яркий лоскут рубахи незнакомца больше не мерцал ненароком из-за спин строителей, которые как раз поднимались по ступенькам.
Казалось люди говорили одновременно. На долю Баст выпало дивиться, как в этой толчее кто-то вообще кого-то понимает. А быть может в этом и был смысл? Как следует выкричаться, прежде чем возвращаться к рутинным занятиям. Новость, взволновавшая окружающих, не произвела на неё особого впечатления. В сущность, какая разница кто будет возглавлять город? Владыка нома не обладал реальной властью. Египтяне были свободным народом и подчинялись только богам и фараону. Ко мнению градоправителя прибегали лишь в тех случаях, когда без власти, хоть бы и малозначимой, нельзя было обойтись. Кому принадлежит молоко от дойной козы, если она одинаково кормилась ну близстоящих участках, как наказать жену, понёсшую от соседа. Мелкие дрязги. Народ загомонил, выражая недовольство. Более прочих старались каменщики. Сотрясая в воздухе запылёнными кулаками, они обвиняли несчастного глашатая во всех горестях, какие шли на ум. Маленький человечек под ярко выкрашенным одеянием скукоживался и загнано озирался в поисках стражи.
Баст подцепила ногтем золотую побрякушку, служившую украшением прически и лениво ею играла. Выворачивала то так, то эдак, ловила солнечные отблески и почти не слушала говорившего. Клик-клак звонило украшение. Солнце закатилось за тучку и движение яркого света пожухло. Но откуда взяться непогоде на еще недавно стеклянно отутюженном небе? И вот еще странность, тень отчего-то ей знакома. Бастет подняла голову. Высоко в небе парил чудесный зверь. Шум города постепенно стихал. Будто повеяло холодным северным ветром, голоса умолкали, поднимались головы, и даже редкие вскрики не могли потревожить причудливой тишины, с высоты навалившейся на Бубастис. Один раз, еще один – хохотнул поблизости главный колокол. Мальчик – гонец автоматически тренькнул в ответ и выронил бубенец. Колокольчик заверещал и еще минуту над площадью висело однотонное эхо.
Прекрасное существо выделялось на фоне полуденного неба. Оглушающий рёв её не спугнул, напротив, зародил в груди почти детский восторг. Зверь был интересным. Очень. А потом у него изо рта вырвался клуб тумана, и мгновение, башни храма, за строительством которого она следила последние несколько месяцев, скукожились, опаленные страшным пламенен. Ближайшая колонна не выстояв, медленно накренилась и с продолжающей гореть макушкой обрушилась на строительные лестницы, подняв клубы пыли. В тишине звук был подобен громовому перекату, который зарождается в барханах темными ночами. Бастет смотрела на своё изувеченное обиталище. Храм. Как скоро она смеялась над этой прихотью людей! Четыре стены, крыша, садик для жрецов и чаши с подношениями. Даже в этот момент его разрушение не казалось Бастет более чем досадной неприятностью. Худшее ждало впереди. Люди, недавно такие шумные потянулись к земле. Они падали, словно хлебные колосья под рукой пахаря-злодея. Старуха, стоявшая за спиной богини кошек шумно опустилась сначала на одно колено, а потом неловко взмахнув руками упала на оба, лицо выразило муку, когда голая кожа коснулась песка. Бастет видела перед собой испуганные лица и каждое новое унижение отзывалось в ней непомерной тяжестью. Она закричала и скрывающее колдовство рассеялось. Баст стояла в центре площади. Стройную женскую фигуру венчала голова кошки, за спиной бился длинный хвост. Крик перешёл в рычание и с размаху врезался в грудь дракона. Зверь отпрянул, но быстро пришел в себя для того чтобы встретиться взглядом с богиней кошек. То что она прочитала в нём заставило разъяриться её еще сильнее. Тварь уже считала себя идолом Бубастиса и неожиданный отпор восприняла лишь как забавное происшествие. Львиные глаза на браслете засияли алым и прошла доля секунды прежде чем она накрыла его ладонью. - Не время сестра. Дракон поднял изящное тело и исчез оставив по себе на память сотни опущенных голов и зарево огня в небе. Бастет обернулась, бросить взгляд на руины храма и наконец увидела его. Её собственный зверь не нашел другого выхода как излить клокотавшую ненависть на чужака. Баст в единый миг очутилась рядом с мужчиной. С ног до головы окутанная золотом, она парила в воздухе.
- Ты… - только и достало силы прошептать. Черные волосы богини потянулись к человеку и обвились вокруг горла, опускаясь по плечам. Петля затянулась туже, одним усилием она могла бы сломать ему шею. Мгновение и богиня вместе с чужаком растворились, а люди еще долго не решались подняться, глубоко погрузившись в мертвенную тишину.

Некрополь находился в одном из самых живописных уголков Бубастиса. С трёх сторон обсаженный миртами и тамарисками, в саду даже в полуденный зной было вдоволь сладкого, прохладного воздуха. Проникая сквозь древесные кроны солнце кутало землю под ногами узорчатым саваном. Впервые посетившему сад невольно казалось, город стократно отдалился, не оставив по себе и тени воспоминания.
Бастет вместе с Каем перенеслись в самое сердце некрополя. Вокруг было сумеречно и тихо. Невысокие по колено взрослому мужчине гробницы в строгом порядке располагались возле молельных кругов. Как только ступни богини кошек коснулись желтой травы она отпустила человека. Бастет сделала шаг в сторону и скрылась за большим коричневым камнем. Нежно-розовые калачики тамариска усеивали всю внешнюю сторону прямого валуна, похожего на брошенный остов древних ворот. 
- Фарах – значит уголь, - послышался голос из-за камня, словно в продолжении прерванного разговор. Ветви дерева колыхнулись, Баст сорвала один из цветков и поднесла к лицу. Запах был еще совсем слабым и нежным. – И это имя подходит тебе.
- Но известно ли тебе моё имя, чужак? – Бастет вышла на свет, по-прежнему находясь в полузверином облике. - Враг ты мне или друг? Она оперлась о теплую поверхность камня. Недавний всплеск эмоций угас, оставив по себе лишь горький привкус во рту. Кошачье лицо медленно растворилось. Вскоре в сгустившихся тенях сада нельзя было разобрать в действительности ли оно было или это лишь причуда слишком яркого света.

Аннук безоговорочно причисляла себя к тем людям, что уверены - нет лекарства лучше, чем крепкий здоровый сон. Таким способом можно лечить любые душевные терзания, а так же в некоторых случаях и муки телесные. Ведь, кто сумеет возвразить простой истине пара часов прведенных в плену подушки и даже самого захудалого одеяла позволяет взглянуть на окружающий мир под иным углом. В то случае, когда сон долгий невозможен сойдёт и пятиминутка для отключения от насущных проблем и обретения в мирах Морфея душевного равновесия. Вот только на этот раз бог Сна сыграл с ней злую шутку. Проснулась Аннук в самом что ни на есть воинственном настроении и ныне, когда первый всплеск эмоций отступил переводила взгляд с палки на то место, где должен был стоять недавно визжащий мужчина и обратно и никак не могла решить, то ли ей следует закинуть хищную метлу подальше, то ли завершить начатое и приложить слугу еще и по голове. Благо теперь она примерно представляла где та могла находится. Справившись с нелегким выбором в пользу миролюбивых настроений девушка опустила палку и расправила плечи. Пока Эмилия закрывала дверь Аннук досталась роль стражника. Несмотря на сведенные к носу брови девушки слуга не унимался, продолжая, как заведенный рокотать про беды и несчастья. Разбавляя нелестную картину предстоящего будушего молитвами к Зевсу, поминая кого-то, кого он называл хозяином и, хотя Аннук не могла этого видеть воровато поглядывая на вышитый золотом гобелен дракона. Больше всего в этот момент Баррак мечтал чтобы грозный зищник очутился рядом с ним и проучил глупых девиц. Мало ему было того, что сегодня хозяин итак был недаволен буквально всем, что исходило от его верного слуги. Хотя он и старался изо всех сил ему угодить. А теперь еще это. И кого же обвинят во вх бедах, когда за невестами придут? Конечно его! Навлипий, если он еще жив, обойдётся поркой, но именно его Баррака отлучат из круга приблеженных и опять сошлют на кухню.
- Вам очень больно? - мягко спросила Аннук, сделав шаг к невидимому человеку. Она начинала всерьез опосаться что своим ударом лишила несчастного рассудка. Но он как будто не услышал её слов, продолжая гнуть свое. Поток излияний прервала вернувшаяся Эмилия. Девушка сказала что-то про цыпленка, чем окончательно убедила циркачку в том, что со всеми присутствующими в комнате было что-то глубоко не так. До её ноздрей дотянулся крепкий мясной запах, царивший в комнате. - Тимьян и розмарин, - подсказал девушка Эмилии, вклинившись в беседу. В дальнейшем разговоре она не участвовала, полностью доверившись Эмилии, которая как будто не в первые вела переговоры. Аннук надеялась, что стражник был умнее,ч ем его представила Эмилия и не полез следом за ними, чтобы столкнуться с драконом а тихо-мирно сидит в благоустроенной камере ожидая спасения. Надеяться на смерть врага даже если она принесет тебе благо было последним средством и циркачка пока не дошла до такой кондиции и хотелось верить, что не дойдет и впредь. Она улыбнулась услышав сомнения Эмилии относительно её уравновешенности и подобралась поближе к столу. Запахи пищи, не представлявшие для ранее никакого интереса теперь манили Аннук словно пичугу на свет. Прислушиваясь к разговору Аннук пробежалась пальцами по поверхности стола. Рядом с накоренившейся стопкой книг обноружился кубок с вином. Для того чтобы проверить содержимое девушка макнула в жидкость кончик пальца и слизнула красную капельку. Вино было сладким до приторности. Обыкновенно такое предпочитали девушки, сама Аннук не относила себя к любительницам столь сладких напитков. В тарелке нашелся кусок свежего хлеба и лужица какого-то кислого соуса. В него Аннук тоже влезла рукой, но на этот раз уже не нарочно.
- Ну тогда пошли. Я поближе познакомлю тебя с драконом, - циркачка была настолько увлечена исследованиями, что не отвлекла даже на эту фразу. Вместо этого Аннук отломила кусочек хлеба, кивнула, как бы утверждая правомерность любых действий Эмилии и сунула хлеб в рот, пред этим макнув им в соус. И зажмурилась от удовольствия. Оказывается в раскошной клетке ей страшно не хватало простой пищи. Вряд ли она скоро начнет опять есть жирное мясо, от одного воспоминания о котором желудок закручивался в узел. Аннук поднесла к носу недавно отвергнутое вино , вдохнула и попробовала опять. При повторной дигустации оно не казалось таким мерзким и она сделала еще глоток, чувствуя, как по телу распростроняется приятное тепло.
- Ведьмовское отродье? - пробормотала она, ни к кому конкретно не обращаясь но голос её звучал достаточно громко чтобы его могли расслышать все присутствующие. Баррак бросил в сторону второй девушки быстрый взгляд и вновь сосредоточился на черноволосой. Он слышал разговоры солдатов о том, что последние невесты которых привели в замок были с браком. Но разве он мог думать о чем то подобном? Случайные проходие в лице девиц, подходящих для проведение ритуала в их краях бывали не часто. Город находился на отшибе и был как бы отделен от всей остальной греции грядом холмов, которые в спокойные времена в шутку называли залысинами троллей. Поэтому привередничать в выборе жертв не приходилось. Брали тех, кто был. Золотые времена,к огда всех невест дракона тщательно отбирали и когда стать овечкой на заклании было честью отошли в былое. Если когда то таковые и были. Баррак задумчиво поскреб под подбородком, но отвечать на вопрос не торопился.
Все еще с кубком в руках Аннук подкралась к месту действия и пристроилась рядом с Эмилией. Она снова отхлебнула из кубка и откусила от краюшки хлеба, которую держала в руках. С  корочки прямо на пол капал густой бордовый соус.
- И как нам выбраться?
Баррак глубоко вздохнул и опять потерр лоб, ойкнув, когда пальцы дотронулись до зреющей шишки. Пигалицы выглялед

И чего только не напридумывали в легендах, говоря про сердце. Маленький орган, оно было значимым настолько, что его возносили на пьедестал подобный божественному, ибо даже царь - властитель умов, но не душ, не мог соперничать с тем, которое метрономом стучало в груди, измеряя грядущее и страдая о прошедшем. С детства она слушала сказания, в которых сердце нет-нет да произведет какой-нибудь совершенно недоступный ему кульбит. Думала, хорошо это или плохо, когда у неё все наоборот? В минуты душевного раздрая сердце Аннук было огромным, занимало всю грудную клетку, жадно качало не столько кровь, сколько происходящие вокруг события и чувства - душило. И чем труднее становилась жизнь, тем громогласнее было сердце, в конце концов, оно мешало думать и жило только дурным. Сейчас, рядом с Ру, предвкушая будущие невзгоды, как нечто само собой разумеющееся, Аннук чувствовала, что сердце её сжалось до размеров игольного напёрстка. Оно было крошечным, однако цельным и дивно вместительным. Как раз достанет, чтобы спрятать в кулак.
- Затем что Ареса я бросить не могу, - и мальчик Лето может получить на орехи за то, что пошёл у неё на поводу. И еще с десяток актеров, невольно ввязавшихся в их не то драму, не то комедию. Но этого Ру она говорить станет. Он итак уже спешит бежать, расцепляя руки, тепло согревшиеся за его спиной. Ну и пусть.
Аннук понурилась, скрывая за опущенными глазами озорную улыбку:
- Ты постарел Ру, - девушка накрыла губы рукой и прямо взглянула на высившегося где-то там факира. – Ворчишь. Потянулась дёрнуть за белесый локон, пробравшийся к щеке, но не успела, мужчина увернулся и скользнул за спину. В волосах на затылке запуталось тёплое дыхание.
И как она только могла забыть! Ощущение абсолютного счастья всегда кроется в бестолковых мелочах. Ласки и поцелуи – это прекрасно. Прекрасно втройне, если ввек не ожидал добиться взаимности, однако если счастье таится в пустяках, то любви и подавно хватит краткого жеста. Всего на одно мгновение, Аннук опять прислонилась к Риано и сделала глубокий вдох, стараясь надышаться яблочным духом, травой, огнём. Всем тем, что на долгие годы, навсегда, будет ассоциироваться с лунными ночами, и заранее скрывая дальше воспоминания о мозолистых руках и теплоте кожи. Нашла. Нашёлся.
Слова Ру выдернули Аннук из приятной истомы, спеша возвратить на бестолковую землю.
Следовало бы уговорить факира остаться. И она попыталась было, но угомонилась, дождавшись в ответ ехидного упоминания о Гвине. Устраиваясь в сумке, зловредная куница воспользовалась моментом, черканула когтями по голому запястью. Ух, и дождёшься ты однажды, грызун треклятый!
- Пожелаешь, наловим тебе целую сумку.
Спускаться с холма оказалось занятием еще более неприятным, чем взбираться на него. Под ногу так и норовили подлезть кусты, которых на пути туда удалось избежать. Если бы не ладонь Ру, поддерживающая и направляющаяся, Аннук вероятно уже карабкалась бы на четвереньках. – В прошлом месяце в курятнике Короля было кунье нашествие. – Факир шел быстро, циркачка неловко переваливалась следом. В конце концов забросила, перестала считать шаги и прощупывать землю, прежде, чем поставить ступню. Доверилась провожатому и дело пошло бодрее. – Но можешь себе представить, во всех Патрах не нашлось, ни одной собаки, способной с этим справиться. Попытались даже привлечь Ареса. – Аннук ойкнула, наступив на колючку. – В итоге все оставили, как есть. А я от кого-то слышала, из куниц получаются дивные опушки для плаща. Сумка опять завозилась, выражая не то готовность к атаке, не то высшую степень презрения. На том и разошлись. 

Дверь в каморку оказалась приоткрыта. Вопреки ожиданиям, Ареса на пороге не сидел. Неужто пёс, наконец, сообразил, как открывается створка? Или умел всегда, но любил забавляться, являясь под утро и разбужая соседей громким воем? Хороша история. Да только, как дотянется собачья лапа открыть щеколду?
Под босой ногой скрипнули рассыпанные неизвестным душегубцем бубенцы. Зазвенели грустно, разбежались в стороны. Надвое расколотая тарелочка лежала рядом, нарисованный в серединке плод земляничины походил на половинку солнца, сочащуюся красным. Аннук шагнула еще и замерла, насторожилась как воробышек, почуявший рядом запах кошки. Еще что-то бросилось под ноги. Вчерашняя юбка, так ни разу ненадеванная. Отчего-то мокрая. Еще шаг. Разбитая глиняная миска. В комнате слабо пахло лавандовой водой вперемежку с сиреневым маслом. Драгоценные эссенции Шутовке преподнес король в качестве подарка на странную присягу. Вот только беда она не любила ни сирени, ни лаванды. Зато Король всегда был особенно щедр на похвалу, стоило добавить к утреннему умыванию три капли то того, то этого. Смеялся, говорил, когда она играет с огнём, от нее исходит чудный аромат. Аннук улыбалась в ответ, злилась про себя: разве она ароматическая свечка, чтобы гореть и дивно пахнуть.
Идти дальше девушка не решалась, застыла гвоздём в центре комнаты, обняв себя за локти. Темнота спальни затаила обиду, звуки, ранее почитавшиеся домашними, ныне вселяли почти суверенный ужас. Тихо скрипнула кровать. У того, кто спрятался во мраке, был заложен нос: гость тянул воздух через зубы.
Циркачка полуобернулась в сторону двери. Нет, не успеть.
Лунный свет разложил на полу белые тряпки, замаранные пятнами тени от вспыхнувшей свечи. Та разгоралась долго, как будто с неохотой. Аннук дотянулась до стула, ища опоры. Промахнулась. Оказывается она не успела дойти и до центра комнаты, но все же нащупала. На спинке висел свернутый кое-как плащ Ру, она вцепилась в него, прекрасно помнила, уходя, оставила в другом месте. 
- Стой, - скомандовала тишина мужским голосом. Аннук послушно застыла, словно пойманная на воровстве и виданное ли дело в собственной спальне! В голосе ночного гостя была слышна горчинка недавно проснувшегося человека, да еще словно бы обида за то, что поторопилась будить. – Аннук.
Еще месяц, быть может два, и минет год с тех пор, как комедиантка жила бок о бок с семейством Ксенакис. Брат и сестра, всегда тихие и робеющие, много позже она узнала, что стеснение их вызвано отнюдь не близостью Аннук к Королю. Того Ксенакисы, обозванные целым городом чужаками, почитали за балагура, но при встрече все же кланялись. Опустить голову проще, а точкой зрения можно и в семейном кругу поделиться, да еще скрутить за спиной кукиш во след. Пусть купцу из Лица снятся дурные сны! Сторонились циркачки из-за несчастья, выпавшего на долю молодой девушки. Об этом по-большому секрету поведала младшая Гекуба, когда они случайно напробовались сладкой граппы до веселых чертей. Дочка Ксенакиса сокрушалась и качала головой, а потом целый вечер и утро за ним, водила возле носа Аннук надушенной свечой, шептала заговоры, не отчаявшись даже после того, как поняла, циркачке до белеющего пламени и дела нет. Старший брат, застав сестру, отчего-то долго костерил обеих девушек и после неделю дулся.
Узнать его голос не составило большого труда. Аннук поздоровалась, но приближаться не спешила. Верно, вспомнила старый зарок: если человек в тёмной комнате велит не двигаться, только и следует, что бежать от него со всех ног. Аннук поправила корсаж платья и вздохнула с облегчением, когда навязчивые ленты очутились на своем месте. Всю дорогу она боялась, вот-вот наступит и кубарем скатится с холма. Обошлось.
- Ареса нет, - сообщила Аннук гостю. Пэн Ксенакис шмыгал носом и топтался на месте.
- Его увели, - неуверенно промямлил в ответ. Циркачка пальцем ноги тронула подвернувшийся колокольчик, он храбро захохотал и, улюлюкая, спрятался под кровать. - когда король приказал всех собрать.
- Собрать. Хорошенькое же ты выбрал слово.
- Приходили за тобой.
- Верно с приглашением.
- А когда тебя не оказалось, забрали пса.
За время монолога, которому Аннук смелее отвечала мысленно, чем словами, мужчина подобрался ближе. Теплом поцеловало щеки, в руках Пэна рдела свеча. Пахло восковницей и пряной травкой, видно огарок был из сестриных запасов. Циркачка сделала крошечный шаг назад. Вожделенная дверь манила холодком и была так близко, всего махнуть лентами и опять свобода, ночь, звёзды, Ру...
Она успела сделать только один шаг, остановил кинжал, приставленный к шее. Вряд ли кинжал, конечно. Подобного добра в жилище Ксенакисов сроду не водилось, однако и ножик для хлеба распорет кожу ничем не хуже. Циркачка подтянулась теснее прижимаясь к Пэну, словно тот из соседа обратился желаннейшим из любовников. Тесак отстранился следом.
- Аннук, пожалуйста, идём со мной. Они забрали Гекубу, - и внове что-то сдулось, сломалось, утихло. Слепая тоскливо огляделась вокруг. Не зря умные люди говорят, в старые места обратного хода нет, возвращаться дело опасное и неблагодарное, даже если ведут лишь светлые порывы. Она понимала, что пойдёт с Пэном теперь уже точно куда угодно. Хорошо бы получилось свидеться с Аресом до того, как её приставят под светлые очи короля. Страха за собственную голову Аннук не испытывала, одно горькое разочарование по причине того, что умудрилась каким-то непостижимым образом наставить палок в колеса всем вокруг. Не объяснять же самоназванному владыке Патр прибаутку о том, что есть у них с Ру старый злокозненный дар - всегда оказываться там, где не нужно и встречать тех, кого следовало обойти восьмой дорогой по кривой околице.
Занятая невесёлыми мыслями, циркачка едва ли видела, какие демоны одолевают несчастного Пэна. Высокий юноша, почти на две головы превосходящий Аннук в росте и на аршин в плечах смотрел на девушку в своих руках со звериной опаской. Если она сейчас побежит он боялся - не станет ловить и что будет тогда с доверчивой Гекубой? По собственной воле дуреха пошла за стражником, пока брат пытался выбраться из толчеи, случившейся на площади. А что там было! Занавес рухнул на сцену, стражники вопили окаянным голосом, призывая всевозможные напасти на голову соломенноволосого человека. Артисты смеялись, сопливый мальчишка из труппы завёл шутливую песенку на авлосе, король визжал не своим голосом. Когда занавес вспыхнул, охваченный невесть откуда взявшимся огнём, толпа засобиралась, хлынула прочь. Только с представления мало, кто ушёл по своей воле. Как тушили огонь Пэн уже не зрил, спрятавшись за чудом уцелевшей лавчонкой с кренделями, смотрел, как солдаты за шкирку, как шелудивых котят растаскивают в сторону актеров. Слуги прибежали с винными амфорами. На полуострове с двух сторон облитом водой, как глазурью, нигде не нашлось и капли иной жидкости, кроме рубинового. Но смешно почему-то не было. Греку в конце концов удалось уйти, он наткнулся на момент, когда уводили злющего пса слепой. Но вот Гекубы уже не застал. Пэн удобнее перехватил кинжал, подумал и убрал за пояс.
- Идём, - Шутовка не ответила, шагнула в сторону. По красивому синему платью облезлым пятном расплылся хвост мужского плаща. Старшему Ксенакису хотелось извиниться за то, что тащит обратно в ночь, за то, что мечтательное, сытое жизнью выражение сползало с чумазого лица прошлогодней листвой, за побелевшие губы, но больше за незнание того, что ждёт впереди. Девушку было жаль, но Гекубу жаль сильнее. Тонкий фитилёк на кончике свечи зачадил, опять залопотали меж собой колокольчики, потревоженные, заглянувшим в дверную щель ветром. И ночь никак не желала кончаться, крепче хмурила брови. 
Из свечи, да в полымя,
Огонь, мой брат, не тронь меня.

Он шёл дальше, мысленно умоляя всех божеств,
известных и неизвестных, пощадить девушку в горящем доме.
Пусть у неё получится. ©

Вопреки всему, что принято думать о девушках, воспитанных в богатых семьях, Филлипа, хоть и не почитая себя семи пядей во лбу не находила в себе и полагающейся по статусу глупости. Она с радостью играла прекрасную, пусть и неопытную хозяйку в доме отца. С удовольствием принимала ухааживания местных сквайеров. Закономерно она планировала через год, максимум два, обвенчаться с кем-нибудь из молодых соседей. И хозяийствовать уже в доме супруга. Могла долго и, как это принято в обществе, разговаривать  ни о чём с местными дамами. Любила хороший чай в розоватом фарфоре и пышные пирожные на тонком блюдце. Но дурой Филлипа не была.
Девушка выразительно посмотрела на молодого священника, он как раз окончил молитву и возвращался на свое место. При жизни Корсо трудно было назвать истинным христианином. Однако смерть, которую он принял так бессмысленно и жестоко, на взгляд Филлипы окупала, если не всё, то многое. Шея лошади вновь приманила к себе и она глубого вдохнула родной запах конюшен. Вряд ли ей удастся в ближайшем будушем обрести даже пародию на душевное равновесие, но незримая связь с домом поддерживала силы. Когда Артур отошел она набралась смелости и взглянула на тело у своих ног и мысленно поблагодарила всевышнего за то что лишена «удовольствия» видеть лицо слуги. Это было бы чересчур.
Обмен репликами между девушкой и священником тем временем продолжался.. Последняя фраза пастора привлекла внимание. Филлиппаа обноружила что опять не мигая смотрит на мужчину.
Карта была надежно спрятана под седлом Храбреца и самым очевидным решение было отдать её. Но было ли оно верным? Лгал ли священник ради неё или по каким-то собственным причинам, она не знала. Да это и не имело значения. Она попыталась поймать взгляд Элеоноры. Острые светлые глаза обводили бандитов, увлеченные словестной дуэлью. Не получив необходимого поощрения Филлипа сникла. Что ж, Это решение она примет сама. Главное чтобы потом не пришлось платить за него высокую цену. Верить в благородные порывы разбойников не приходилось. Скорее всего заполучив вожделенную карту они оставят их троицу в пустыне. Тела несомненно найдут, но какой толк от возмездия, если ты мертвец?
- Ну, ну не расстраивайся так, - голос бандитки отвлек Филлипу от невеселых мыслей. Внешность и манера речи девушки являли настолько сильный контраст с её поведением и словами, что это невольно внушало чувство опасности. Как если бы одна из кукл с фарфоровым личиком, вдруг, отряхивала платье с кринолином и шла на задний двор, дабы поучаствовать в убое скота.
На момент обыска Фил пришла в себя настолько, что могла без особых усилии устоять на ногах. Слезы жгли глаща и она стряхивала их тыльной стороной ладони. Обыск завершился быстро. Под храпение индейцев каждая их вещь была подвергнута тщательному осмотру. В свой черед Филлипа не брыкалась и молча сносила унизительную процедуру. Она мечтала, наконец, покончить со всем этим абсурдом и как не парадаксаьлно до сих пор верила в возможность скорого избавления. Только один раз она не выдержала и заширпела, что не пристало настоящей леди,и на индейца когда тот обхватил её руками, подбираясть к широким юбкам.
- Что по твоему я должна там прятать? – властно спросила она. Дрожащий голос подвел её. Молодой апачи ответил Филлипе долгим взглядом, быстро посмотрел на своего длинноволосого вожалка, занятого разголовом и опустился на колени возле тела Корсо. После того, как с действом, совей теотральность оно могло с легкостью соперничать  с дурно поставленными спектаклми, и тех, которым время от времени привозили из Лондона – было покончено им связали руки за спиной и поставили на колени. Филлипа испытала прилив облегчения, поняв что с обыском покончено. Черный конь был по-прежнему оседлан и Карта находилась в безопасности. 
- С кого же мы начнем? – до этого момент аона избегала прямо смотреть на главаря банды. Весеьля в его голосе заметно поубавилось и он выглядел по настоящему грозным.
- Может быть с тебя красавитца? Пальцы тронули её за подбородок и Филлипа очнулась словно до сего момента пребывала в спокойной прострации а теперь была вынуждена вернуться на землю. Она встретилась глазами с мужчиной. Дуло пистолета было странно холодным на такой жаре.
- Не делайте того о чём можете потом пожалеть, - тихо проговорила она. Из-за неудобной позы и кольта приставленного к голове она не могла видеть лица мужчины но инстинктивно понимала, её слова не произвели на него впечатления. Умирать не хотелось. И она боялась сказатьч то-то не то, тем самым еще больше разозлив разбойника. В последний момент голос подвел её, пистолет упирался в кожу и ей казалось, с каждой лишней секундой пока он находится там он давит все сильнее грозясь в любом моммент проткнуть её голову н сквозь, и убить даже без выстрела.
- Это же бесмысленно! Скоро здесь будет полиция, - договорить она не успела задохнувшись от обилия эмоций и близкая к обмороку. Как и ранее перестрелка и появление новых людей в пустыне произошло неожиданнл. Филлипа успела отпрянуть от бандита и глупо подумать: Не пустыня, а проходной двор! Как будто все жители Колорадо решили одновременно прогуляться в этом неблагоджалательном к человеку краю. Пули свистели над их головой, и  в чтечении первых секунд лишь чудом все индейцы оставались стоять на местах.
- Храбрец, лежать! – Филлипа поползла к лошади, когда один из тех мальчиков, которые их обыскивали замертво рухнул возле нее. Из0-за вихря песка поднявшегося от двиэжения она закашлялась. Фил сорвала с головы косынку и закрыла лицо стараясь разглядеть среди пыли что происходит, но тщетно. Черный жеребец Корсо метался вокруг сталкиваясь с лошадьми индейцев и совершеннго потеряв ориентация в пространстве.
- Храбрец, лежать. – прокричала Филлипа из последних сил, каш9ляя и задыхаясь от ужаса. Конь не услышал, но остановился прижимая уши к голове и вращая влажнымиглазами. – Лежать!- повторила она команду на французском. Многие лошади в их конюшнях были обучены именно на этом языке. Храбрец услышал её, но не двинулся с места. Рядом упал еще кто-то и Филлипа затихла, сжавшись в комок на земле Сердце билось как сумасшедшее.
- Лежать – крикнула она на этот раз на плохом испанском. Храбрец сомневался лишь секунду. Конь опустился на колени и медленно, как будто не было ничего удивительного в криках вокруг опустился сначала на живот, а потом на правый бок. Песок забил горло и она откинулась на спину надрываясь от кашля. Из глаз лились слезы.
Стрельба переместилась в другую сторону. Фил по-прежнему лежала на песке задыхаясь и хватая воздух пересохшими губами, которые упирались в ткань косынки не давая вздохнуть полной грудью. Я сейчас упаду в обмарок, - ежесекундно думала девушка, припав к земле. Она потеряла своих спутников из вида в тот момент, когда упала на землю и сейчас впервые вспомнила о них. Поднявшись на локтях она обернулась через плечо. Пастор, Элеонора и блондинка находились совсем близко. Каждый из них был занят собственными мероприятиями по спасению жизни и если для её миролюбивых спутников это означало лежать неподвижно, для бандитки служило поводом зарядить кольт. Внеапно прямо у них над головой свистнула и врезалась в ствол коричневого кактуса пуля, пробив старое растение насквозь. Кактус громко хрустнул и наал заваливаться в сторону. Если они не хотели разделить его участи, нужно было срочно найти убежище.
Конь едва ли успел понять что происходит, когда пистолет станы оглушительно щелкнул и разнес череп несчастного животного. Вместе с остальными Филлипа укрылась за его телом, напоследок оглянувшись на по-прежнему лежавшего в пыли Храбреца. Умный мальчик.
Перестрелка закончилась так же внезапно, как и началась. Свист пуль стих, стоны раненных и умирающих стали гораздо громче. Среди общего гомона голосов слышалась отменная брань  и топот, немногих уцелевших лошадей. ДО сегодняшнего дня Филлипа могла вспомнить немало случаев, когда жизнь её находилась в опасности. В основном случаи объяздки норовистых лошадей, падения, даже драки (пусть и всего лишь с раскудрявыми малолетними соседками, как и она в то время) однако она и не подозревала, что такое настоящая угроза быть убитой. И надеялась, что более ничего подобного испытать ей не придется. Филлтпа поднялась на ноги и стащила с лица косынку. В их компании появилось новое лицо. На шерифа, несмотря на военную выправку незнакомец был непохож, его пистолет был направлен в голову вожака бандитов.
- Сделайте одолжение, спустите курок, - прежде, чем как следует подумать тихо проговорила Филлипа, наблюдая за разворачивающихся на их глазах сценой. К счастью, никто из бандитов не обратил на неё внимания. Оставшиеся в живых индейцы выглядели не лучше мертвых, которые усеивали небольшой клочок пустыни.

Аннук безоговорочно относила себя в той породе людей, которые уверены, что не существует в мире лекарства более действенного, чем здоровый сон. Таким способом можно было лечить не только душевные терзания, а в некоторых случаях даже муки телесные. Мало кому придет в голову возразить, что пара часов проведенных в обнимку с одеялом позволяет взглянуть на окружающее под иным углом. Лучшим. В случае когда долгий сон невозможен, сгодится и пятиминутка для отключения от насущных проблем и обретения в причудливых мирах Морфея равновесия. Однако на этот раз бог сна сыграл с циркачкой злую шутку. Проснулась она в самом воинственном расположении и ныне, по старой привычке, водила взглядом то по палке в руках, то приподнимая голову смотрела на  место, где по её разумению,  должен был находится противник и не могла решить следует ей закинуть хищную метлу подальше или завершить начатое и приложить мужчину еще. На этот раз по голове. Благо теперь она примерно представляла где той следует находиться. Наконец, справившись с нелегким выбором, в пользу миролюбивых настроений девушка опустила палку. Пока Эмилия закрывала дверь Аннук досталась сомнительной радости участь стражника. Несмотря на сведенные к носу брови кудрявой, Баррак не унимался и полушепотом бубнил про беды и несчастья. Разбавлял нелестную картину предстоящего будущего молитвами к Зевсу, поминал кого-то, кого называл Хозяином и воровато поглядывал на вышитый золотом гобелен.
Больше всего в этот момент Баррак мечтал о пробуждении хищника. Настоящего дракона, живущего в подземельях, он видел лишь один раз и то издалека и более повторять знакомства не торопился. Но как бы хорошо было посмтореть на перепуганный лица беглянок! Мало ему было того, что сегодня Хозяин итак был не доволен буквально всем, исходившим от верного слуги. Хотя он и старался изо всех сил угодить. Как всегда. А теперь еще это! И кого же обвинят во всех бедах, когда за невестами придут. Конечно невиновного Баррака! Навлипий, если он еще жив (подмастерье надеялся, горячая плоть стражника уже покоится в животе дракона) обойдётся поркой, но именно его, Баррака, отлучат из круга приближенных и опять сошлют на кухню...
- Очень больно, да? – Аннук жалостливо сузила глаза, при этом, рассматривая стену за спиной слуги. Она начинала всерьез опасаться что ударом лишила несчастного рассудка. Вернулась Эмилия. И словно подтверждая худшие опасения Аннук заговорила о.. цыпленке. Складывалось впечатление, будто со всеми без исключения находящимися в комнате было что-то крепко не так. Впрочем была ли в том неожиданность?
До ноздрей Аннук дотянулся крепкий мясной запах: - Тимьян и розмарин, - подсказала она Эмилии. Циркачка невольно вспомнила беседу, которая случилась, как будто очень давно и странную просьбу Эммы не называть никому её настоящего имени. Тогда она не обратила на это внимания. В конце концов каждый склонен поступать с собственным именем, как угодно. И все таки было интересно. Аннук улыбнулась услышав обрывки разговора и подобралась ближе к накрытому столу. Запахи пищи, недавно не представлявшие для нее никакого интереса теперь манили, словно козявку на свет. Аннук пробежалась пальцами по гладкой деревянной поверхности. Рядом с накоренившейся стопкой книг, обнаружился кубок. Девушка макнула в его содержимое кончик пальца и слизнула красную капельку. Вино было сладким, до приторности. Обыкновенно такое предпочитают девушки, сама Аннук не относила себя к любительницам столь сладких напитков. В тарелке нашелся кусок свежего, еще чуть теплого хлеба и лужица соуса. Она влезла в него рукой, но на этот раз не нарочно.
- Ну тогда пошли. Я поближе познакомлю тебя с драконом, - циркачка была слишком увлечена исследованиями, чтобы отвлечься даже на эту фразу. Она отломила кусочек хлеба, кивнула, как бы утверждая правомерность любых действий Эмилии и сунула хлеб в рот, пред этим опустив в соус, и зажмурилась от удовольствия. Оказывается в раскошенной клетке ей ужасно не хватало простой пищи. Вряд ли скоро онеа захочет жирного мяса, от одного воспоминания желудок закручивался в узел. Аннук поднесла к носу недавно отвергнутое вино, вдохнула и попробовала опять. При повторной дегустации напиток не показался таким мерзким.

- Ведьмовское отродье? - пробормотала она, ни к кому не обращаясь, но голос звучал достаточно громко чтобы его могли расслышать присутствующие. Баррак бросил в сторону Аннук быстрый взгляд и вновь сосредоточился на черноволосой. Он помнил разговоры солдат о том, что последние невесты были с браком. Но разве мог человек в здравом уме предполагать подобное? Мужчина крякнул, закрывая голову руками. Верх и низ комнаты никак не желали возвращаться на законные места.
Случайные прохожие, особенно девицы, подобающего возраста для проведения ритуала (в нынешние времена говорить о чистоте плоти уже не приходилось) в их краях бывали не часто. Город располагался на отшибе и был отделен от остальной Греции грядой холмов. Благодаря этому и война, бушевавшая в Столице, затрагивала местных жителей лишь номинально и выражалась непомерными поборами и отвратительными слухами. По сему привередничать в выборе жертв не приходилось. Брали тех, кто был. Золотые времена, когда невестой дракона считалось быть почетно ушли в тину.
Баррак поскреб лоб еще раз, примеряясь к размерам шишки.
Все еще с кубком в руках Аннук подкралась к месту действия и пристроилась рядом с Эмилией. Отхлебнув вина она набила рот хлебом. С корочки на ковер капал густой бардовый соус.
- И как нам отсюда выбраться? – Из-за того, что обе руки циркачки были занятый ей пришлось поднять локти и таким образом удостовериться в близости сокамерницы. Нащупав девушку, она жестом предложила ей испить из наполовину опусташенного кубка. Когда никаких действий со стороны Эмилии не последовала, Аннук сделала глоток сама. 
Баррак наблюдал за действиями девушек и прикидывал. Рассказывать о планах хозяина было по меньшей мере глубо. Он знал, на что тот способен. О, он слишком хорошо это знал! Но как будет рад Хозяин если он без его помощи вернет беглянок обратно в застенки, быть может даже вознаградить своего единственного самого преданного слугу. От радужных перспектив, и отчасти из-за удара у мужчины кружилась голова. Баррак повозился и  прислонился к стене. Несмотря на то, что большой камин топился уже несколько часов без перерыва, та была холодной. Проклятый холод. В любое время года в замке было зябко.
- Милые девушки, - Барак в который раз потер шишку и карешком глаза посмотрел на дверь. – Я отвечу на любые вопросы. Первым делом мне следует извиниться. – он щедро плеснул в голос меда, расправил замявшийся сюртук одной рукой, вторую, жестом талантливого иллюзиониста укрыл в кармане. Вызывающее заклятие получилось сделать только со второй попытки. Баррак не был сведущ в магии, его способностей едва хватало чтобы выполнять бытовые обязанности и быть прилежным слугой. Однако этому фокусу, хозяин сумел его научить. Через пару минут, самое большее, в покои набьётся столько охраны, что отличить комнату от сырного шарика, утыканного зубочистками будет проблематично. Ритуал, несмотря ни на что, должен быть завершен. – Наше знакомство началось не совсем удачно. Ох, - мужчина тяжело оперся о руку и попытался встать. После встряски, устроенной ведьмой тело повиновалось плохо. – Прошу меня простить 0 он напрягся, закряктел, слвно был древним старцем и наконец поднялся, держась за стену. – Так то лучше. Оказавшись на ногах 

- Я должен извиниться за свои крики, - он добавил в голос меда, расправил замявшийся сюртук одной рукой, вторую незаметно укрыл в глубоком кармане. Охранный жест получилось сделать лишь со второй попытки. Баррак не был сведущ в магии, и его способностей хватало ровно на столько чтобы быть прилежным слугой и выполнять поручения любого толка однако хозяин научил его простейшим фокусам, когда еще считал, что слуга имеет более серьёзные способности к магии, чем  такоевые оказались в итоге. – Вы, милые девушки, застали меня в расплох. Ему не удалось скрыть злой блеск в глазах, когда он посмотрел на Эмилию. Воспоминания были слишком свежи, но одно согревало ему душу, он непременно отомстит. – Но ваши методы убеждения..- мужчина сел прямо, - весьма кхм… действенные. Позволите? Баррак выпрямил руку и потянулся к бокалу с вином, однако девушка его державшая не шолохнулась. Жаль потому что пить хотелось ужасно, что ж он припомнит и это. – Вы находитесь в гостях, да-да, не смотрите на меня так, именно в гостях у моего хозяина. Не понимаю что могло случится, - Баррак нахмурился, подбирая слова, - молодые девушки бывшие здесь до вас остались всем довольным. Возможно произошла какая-то ошибка. И, - Баррак поднялся на ноги и устремился к столу, стараясь держаться подальше от Эмилии. Кудрявая девушка в это время беззаботно прихлебывала вино, кажется не интересуясь ничем происходящим. – да-да, конечно ошибка. Я на вашей стороне и хочу помочь. Пробираясь к столу он наступил на черепок, стекол громко треснуло, Баррак подпрыгнул от неожиданности, но тут же пришел в себя и улыбнулся.
- Дракон безобиден. У вас были собаки, дорогие?

[NIC]Karamon[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2FmHU.jpg[/AVA]
Вот уже которую сотню лет вечера в Утехе не отличались один от другого.  Каждый вечер, как только солнце укрывалось за холмами в городке загорались первые огни. В единственной на всю округу харчевне со скрипом открывались двери и выметался, нанесенный за утро мусор. На дворе старого Мяжека пел последнюю перед сном песню петух, в домах закрывались ставни, а в харчевне расставляли на столы пока еще пустые тарелки. На стойку выкатывалась головка свежего сыра, которую скоро станут резать большим кухонным ножом. Седой музыкант, казалось он вырос из дерева и гвоздей вместе с этой комнатой подтягивал струны и заводил самую первую, всем известную песенку.
Вскоре красивая рыжеволосая девчонка уже крутилась меж столов и из-под высоко задранной юбки мелькали белые, как сметана, лодыжки. Пахла она крепким бульоном и свежей корочкой самого первого и вкусного пирога, вынутого из печи. И в какое время года не застало бы случайного путника в Утехе, оглядевшись он сразу понимал – все здесь было складно и хорошо.
Время давно перевалило за полночь, веселье в харчевне стало ленивым и пьяным. Человек на нетвердых ногах вывалился за дверь и вдохнул полной грудью. Над головой раскинулось небо, было оно полно звездами от края до края. Вдалеке сонно ворковали куры, в стойле перебирал ногами единственный конь. Человек огляделся, и зашагал вперед по улице. Звезды хитро подмигивали ему и шатались, словно собираясь с минуты на минуту сорваться и может быть усыпать сверкающими своими телами дорогу впереди. Тогда он непременно принес бы одну хорошенькой Тике.
В других местах, далеких от Утехи, случайный прохожий, завидев человека наверное перешел бы на другую половину улицы. Слишком плечист и огромен был идущий. Еще в детстве Карамон выделялся среди сверстников, к сожалению не выдающимся умом, хотя матушка и считала иначе, но добрым нравом и исполинским ростом. Голос у него был низким, он много и с охотой смеялся, был молод, хорош собой и знать не знал ни одной печали, кроме тех, что сулил опустевший от медных грошей карман.
- Посмотрите он вышиб мне двеери, - добравшись до конца улицы Карамон оборвал несвязную песню и привалился к стволу кряжистого клена. Зычно рыгнув он заглянул за полосу света. Лес впереди не двигался, листья выглядели ощетинившимися пиками, но отчего-то манили подойти, как никогда до сих пор.
Карамон, понимал, что безнадежно пьян и покуда винные пары остаются единственной движущей силой направляющей тело необходимо пересидеть где-нибудь в сторонке. Сейчас он должен любоваться ножками рыженькой Тики и смотреть, как она заливается притворным румянцем в ответ на эти взгляды. Но сегодня ему никак не сиделось.
Уходить нужно было только завтра, а быть может удалось бы обождать еще пару-тройку дней. Пропажа дочери короля конечно, была веским поводом, однако… Как и прочие жители Утехи, расположившейся в ногах королевства, он слышал все сплетни о девушке невероятной красоты и определенных талантов. Да только, как не воображал ту дивную птицу никого привлекательней хохотушки Тики уразуметь не выходило.
- Эта пьяная туша слона, - допел Карамон, крутившийся в голове навязчивый мотив. Леший бы унес этого музыканта с его скудным репертуаром. Воображая невесть что он провел ладонью по твердым округлостям клена.
Меч, как и всегда находился при нем, настроение было боевым. Карамон отлепился от дерева, махнув рукой на расплясавшиеся звезды. Как поначалу казалось, он сделал только один шаг, но вскоре огни Утехи остались позади, вокруг шелестел лес и возвращаться не хотелось.
Приключения, начинающиеся с похмельной головы, не доведут до добра, - любил наставлять трактирщик, но сегодня ночью Карамон был настроен с ним не согласиться.

- Ведьмовское отродье? - пробормотала она, ни к кому не обращаясь, но голос звучал достаточно громко чтобы его могли расслышать присутствующие. Баррак бросил в сторону Аннук быстрый взгляд и вновь сосредоточился на черноволосой. Он помнил разговоры солдат о том, что последние невесты были с браком. Но разве мог человек в здравом уме предполагать подобное? Мужчина крякнул, закрывая голову руками. Верх и низ комнаты никак не желали возвращаться на законные места.
Случайные прохожие, особенно девицы, подобающего возраста для проведения ритуала (в нынешние времена говорить о чистоте плоти уже не приходилось) в их краях бывали не часто. Город располагался на отшибе и был отделен от остальной Греции грядой холмов. Благодаря этому и война, бушевавшая в Столице, затрагивала местных жителей лишь номинально и выражалась непомерными поборами и отвратительными слухами. По сему привередничать в выборе жертв не приходилось. Брали тех, кто был. Золотые времена, когда невестой дракона считалось быть почетно ушли в тину.
Баррак поскреб лоб еще раз, примеряясь к размерам шишки.
Все еще с кубком в руках Аннук подкралась к месту действия и пристроилась рядом с Эмилией. Отхлебнув вина она набила рот хлебом. С корочки на ковер капал густой бардовый соус.
- И как нам отсюда выбраться? – Из-за того, что обе руки циркачки были занятый ей пришлось поднять локти и таким образом удостовериться в близости сокамерницы. Нащупав девушку, она жестом предложила ей испить из наполовину опусташенного кубка. Когда никаких действий со стороны Эмилии не последовала, Аннук сделала глоток сама. 
Баррак наблюдал за действиями девушек и прикидывал. Рассказывать о планах хозяина было по меньшей мере глубо. Он знал, на что тот способен. О, он слишком хорошо это знал! Но как будет рад Хозяин если он без его помощи вернет беглянок обратно в застенки, быть может даже вознаградить своего единственного самого преданного слугу. От радужных перспектив, и отчасти из-за удара у мужчины кружилась голова. Баррак повозился и  прислонился к стене. Несмотря на то, что большой камин топился уже несколько часов без перерыва, та была холодной. Проклятый холод. В любое время года в замке было зябко.
- Милые девушки, - Барак в который раз потер шишку и карешком глаза посмотрел на дверь. – Я отвечу на любые вопросы. Первым делом мне следует извиниться. – он щедро плеснул в голос меда, расправил замявшийся сюртук одной рукой, вторую, жестом талантливого иллюзиониста укрыл в кармане. Вызывающее заклятие получилось сделать только со второй попытки. Баррак не был сведущ в магии, его способностей едва хватало чтобы выполнять бытовые обязанности и быть прилежным слугой. Однако этому фокусу, хозяин сумел его научить. Через пару минут, самое большее, в покои набьётся столько охраны, что отличить комнату от сырного шарика, утыканного зубочистками будет проблематично. Ритуал, несмотря ни на что, должен быть завершен. – Наше знакомство началось не совсем удачно. Ох, - мужчина тяжело оперся о руку и попытался встать. После встряски, устроенной ведьмой тело повиновалось плохо. – Прошу меня простить 0 он напрягся, закряктел, слвно был древним старцем и наконец поднялся, держась за стену. – Так то лучше. Оказавшись на ногах

Пока Эмилия закрывала дверь Аннук досталась сомнительной радости участь стражника. Несмотря на сведенные к носу брови кудрявой, Баррак не унимался и полушепотом бубнил про беды и несчастья. Разбавлял нелестную картину предстоящего будущего молитвами к Зевсу, поминал кого-то, кого называл Хозяином и воровато поглядывал на вышитый золотом гобелен.
Больше всего в этот момент Баррак мечтал о пробуждении хищника. Настоящего дракона, живущего в подземельях, он видел лишь один раз и то издалека и более повторять знакомства не торопился. Но как бы хорошо было посмтореть на перепуганный лица беглянок! Мало ему было того, что сегодня Хозяин итак был не доволен буквально всем, исходившим от верного слуги. Хотя он и старался изо всех сил угодить. Как всегда. А теперь еще это! И кого же обвинят во всех бедах, когда за невестами придут. Конечно невиновного Баррака! Навлипий, если он еще жив (подмастерье надеялся, горячая плоть стражника уже покоится в животе дракона) обойдётся поркой, но именно его, Баррака, отлучат из круга приближенных и опять сошлют на кухню...
- Очень больно, да? – Аннук жалостливо сузила глаза, при этом, рассматривая стену за спиной слуги. Она начинала всерьез опасаться что ударом лишила несчастного рассудка. Вернулась Эмилия. И словно подтверждая худшие опасения Аннук заговорила о.. цыпленке. Складывалось впечатление, будто со всеми без исключения находящимися в комнате было что-то крепко не так. Впрочем была ли в том неожиданность?
До ноздрей дотянулся крепкий мясной запах: - Тимьян и розмарин, - подсказала она Эмилии. Циркачка невольно вспомнила беседу, которая случилась, как будто очень давно и странную просьбу Эммы не называть никому её настоящего имени. Тогда она не обратила на это внимания. В конце концов каждый склонен поступать с собственным именем, как угодно. И все таки было интересно. Аннук улыбнулась услышав обрывки разговора и подобралась ближе к накрытому столу. Запахи пищи, недавно не представлявшие никакого интереса теперь манили, словно козявку на свет. Аннук пробежалась пальцами по гладкой деревянной поверхности. Рядом с накоренившейся стопкой книг, обнаружился кубок. Девушка макнула в его содержимое кончик пальца и слизнула красную капельку. Вино было сладким, до приторности. Обыкновенно такое предпочитают девушки, сама Аннук не относила себя к любительницам столь сладких напитков. В тарелке нашелся кусок свежего, еще чуть теплого хлеба и лужица соуса. Она влезла в него рукой, но на этот раз не нарочно.
- Ну тогда пошли. Я поближе познакомлю тебя с драконом, - циркачка была слишком увлечена исследованиями, чтобы отвлечься даже на эту фразу. Она отломила кусочек хлеба, кивнула, как бы утверждая правомерность любых действий Эмилии и сунула хлеб в рот, пред этим опустив в соус, и зажмурилась от удовольствия. Оказывается в раскошенной клетке ей ужасно не хватало простой пищи. Вряд ли скоро онеа захочет жирного мяса, от одного воспоминания желудок закручивался в узел. Аннук поднесла к носу недавно отвергнутое вино, вдохнула и попробовала опять. При повторной дегустации напиток не показался таким мерзким.

Как гласит народная мудрость нельзя быть слишком худым и слишком богатым. С этим согласны миллионы мужчин и женщин по всему земному шару. Определения стройный и успешный давно стали синонимами.
Диета Кима Протасова, или как ласково называют её на просторах интернета "протасовка" призвана помочь всем, кто мечтает о стройной фигуре и при этом заботится о своём здоровье.
Впервые имя Кима Протасова обрело известность в 90-х. Тогда в израильском журнале была напечатана заметка, о несложных правилах питания, которые помогут избавиться от лишнего веса.
Диета Кима Протасова.
Идеальное время для старта диеты - лето и начало осени. В это время овощи присутствуют в изобилии и особенно вкусны. Рацион построен на потреблении свежих овощей с добавлением кисломолочных продуктов и белков. Особая привлекательность диеты заключается в отсутствии ограничений на объем порции.
Правила диеты.

Продолжительность: 5 недель. Во время всего срока диеты разрешается употреблять овощи, не подвергнутые термической обработке. Овощи нельзя варить, тушить, жарить, запекать.
1-2 неделя: можно есть только овощи + кисломолочные продукты, жирностью не более 5%.

Дождь напрасно старался вымыть всю скверну, которой за одну только эту ночь, повыползало на землю столько, что иному магу оставалось бы лишь развести руками. Черная пелена неба низко лежала на макушках деревьев, Аргон опять оказался на улице. Легко можно было вообразить будто избушка с лющимся из щелей светом - последнее человеческом место на всю округу. Мёртвые по-епрежнему стояли перед домом, девочки играли в веревочку. белые пальчика мелькали во мраке. И от этого зрелища Аргону становилось или точно, или отрадно, он и сам не разбирал. Дверь кладовой заскрипела, когда она навалился на трухлявое дерево чтобы закрыть. Он давно собирался что-то с этим сделать. Тайное место, тарахтящее, как пьяный матров - плохое тайное место. Неего и думать. Руки не дошли. Может в другой раз, но скорее уже никогда. Ветки сухого винограда ужами обвили косяк и ручку, превратив и без оного неприметную дверь в  невидимую.
На плече болтался мешок. Аргон остановился чтобы перевести дух. Сунул в рот пригоршню изюма, захваченного из коморки в последний момент. И с видом человека, которому некуда, да и не зачем спешить прожевал. Одежда больше не мокла и стояние под ливнем не причиняло неудобство. под порывами ветра стенала рябина, потрясаю в его сторону костлявыми пальцами. Злую силу выдворить не получилось, так хоть поворчит. Из избушки тянуло нагретым деревом и конским потом. До одури домашний запах. Маг порылся в кармане, положил на язык еще тройку изюминок.
Пора уходить отсюда. Оставаться на одном месте было вредно, он и сам это понимал, но испытывал неправильное чувство удовлетворение обживая безлюдное место. Планировал зимой утеплить стены. Улыбался думая о том, как забавно будет развесить по стволам молодых сосенок амулеты, обереги и несколько черепков животных. Представлял, как в окрестных домах им станут пугать девиц на выданье. Как медленно будет дряхлеть наедине со старой рябиной. Колдуны живут дольше, чем люди, но все-таки и они не бессмертны. Глупости, конечно. Но воображать это было приятно. Ему показалось, он услышал какой-то звук из дома, но вскорости все опять стихло. Эмма была еще одной проблемой. Впрочем, эта решаема более остальных. Как только рассветет он выдворит ее за порог, сделав все возможное, чтобы девушка забыла и дом на болотах и нелюдимого хозяина. Не понадобится даже делать ничего особенного. Произнесенное на ушко заклинание и через неделю события этой ночи станут смутным воспоминанием. То ли сном, то ли явью. Он отплатит добром за добро, если их дорогам случится пересечься однажды, но это маловероятно. Аргон снял сумку с плеча и обхватил обеими руками перед собой, повернулся чтобы возвратиться в дом.

Представление с её участием должно было начаться вот-вот. Краем глаза Аннук следила за приготовлениями и все увеличивающейся толпой. На свете множество цирков, Одни услаждают богатых, другие больше по душе беднякам, есть те, которые нравятся и тем, и тем. Цирк, в который она по случайности угодила, как ни странно, не подходил ни к одной из этих категории. По пути в город они не останавливались в слишком маленьких селениях, брезгуя грязнорукой славой,  так же не заезжали и в большие графства. Хотя по лицу управителя, Аннук видела, как ему того бы хотелось. Однако плата за представления в таких местах слишком высока и была не по зубам пусть и гордому, но бедному цирку. В труппе в основном выступали жонглеры (слишком просто), балагуры, шутившие о матерях жены и не знавшие забавы веселее той, которую обещал брошенный в лицо каравай (замечательно, если он будет твердым и по пути пересчитает зубы), канатаходец не поднимался выше пяти метров над землей, а танцовщицы, хоть и были хороши, как куколки, то и дело скатывались в пошлятину, вращая бедрами, как уличные девки - скорее по привычке, чем по призванию.
Аннук выудила из кармана мячики и перекидывала их из одной ладони в другую. Забытое искусство возвращалось медленно, и все же каждой фигуре она радовалась как в те первые месяцы на ночлеге, когда Тарик учил ее управлять непослушным инвентарем.
- Они подарили мне собаку, - стрельнула взглядом в Ареса Аннук. Пес устроился подальше от девушек, наблюдая за торговкой, раскладывающей на прилавке печеные яблоки и сдобу. Дальше развивать тему факир не стала. Самую главную ошибку Оникс допустила, забрав Ареса. Аннук могла простить многие обиды, но не эту.
- Знаешь, как говорят? - Аннук сжала мячик и подбросила над головой. Яркий кругляшок взвился над площадью, едва не угодив в торопившуюся по своим делам горлицу. Птица сбивчиво проворковала и скрылась с глаз. - Подобное привлекает подобное. Но спасибо за совет, может быть когда-нибудь я его опробую.
Звук Аннук заметила запаздало. Столько раз слышала его за последнее время, что научилась не замечать слухом. Однако ладони мигом похолодели, в животе скрутился узел. Оникс сбилась и ненадолго замолчала. Звуки площади, полной людьми, отошли на второй план, как будто кто-то убавил громкости. И только ритмичное цок-цок звенело ясно и четко. Да совсем далеко тоненько всплакнул Щен, навострив уши за пазухой шута. Занервничал и Арес, хвост до того подметавший улицы остановился. Крупный пес поднялся на лапы и вопросительно посмотрел на Оникс, при этом лишь мимоходом задев вниманием Аннук.
- Что ты сказала? - давление на виски немного ослабло и Аннук выдохнула. Звук сделался еле различимым. Иррациональное желание сбежать и спрятаться немного отпустило, побелевшей рукой Аннук вцепилась в рукав платья и попятилась.
Этот звук и все, что за ним следовало было ее наваждением. По ночам она слышала, как незванные кони храпят под окнами, даже тогда, когда она нарочно выбирала жилища их дишенные в глубине таверны. Утром было тяжело проснуться, грузные сны не отпускали из лап дремы и она вслепую бродила по сумеречному полю. Искала Ру, Тарика, отца, кого-угодно, но вместо этого натыкалась на холодные стволы деревьев и за спиной дышали кони. Хуже всего было в короткий промежуток после заката. Когда сквозь сине-серые облака, пробивались кровавые отблески солнца и приходили видения... Недавние слова Оникс теперь донеслись до нее, спустя минуту после сказанного. Последнее, что ей теперь нужно это тихое место. Уж лучше сходить с ума в толпе людей, чем оставшись наедине с жрицей.
- Мне нужно выступать, а ты можешь подождать в одном из караванов. Будет время передохнуть, поверь мне на слово, выглядишь ужасно. - Арес поднялся, собираясь идти за Оникс. Ну надо же! В отношении нее он редко проявлял такую озабоченность. Аннук прикрикнула на пса, указав на землю. - Сидеть! Он нехотя повиновался и показал верхний ряд зубов в угрозе.
Аннук опять продела ладонь Оникс себе под локоть и потянула за собой. Они прошли еще несколько торговых палаток. Миновали стайку ребятишек, глазевших на шпагоглотателя. Аннук езе ни разу не видела, чтобы он глотал шпаги. Зато ЛАЛАЛ всегда долго и цветисто готовился. И как правило выигрывал от этого только он сам. Зрителям надоедало велеречивое представление и они уходили, оставляя ЛАЛАЛ без денег, но и без шпаги во рту. Казалось всех, кроме Ксенофилиуса, такой расклад устраивал.
- О, моя прекрасная муза! Ты привела с собой подругу? - мужчина театрально взмахнул тонкими, как ветки кистями и потянулся к Аннук. Дети захихикали, циркачка улыбнулась комедианту и ловко увернулась от протянутых рук. Дети захихикали.
- Шпагоглотатель с разбитым сердцем - самое несчастное существо на белом свете, - плаксивым голосом зачастил Лалала. Аннук не сомневалась на сегодня представление окончено. Во всяком случае для нынешней публики. На обратном пути, стоит подумать о возвращении другой дорогой.
Вскоре они добрались до привала циркачей. Основная часть кара расположилась в стороне от городка, но достаточно близко, чтобы даже отсюда по слуху следить за происходившим на площади. Это была круглая поляна, с двух сторон окруженная лесом, с третьей выходившая на дорогу. Стараниями циркачей она была приведена в относительный порядок. Буйно разросшуюся за дождливое лето траву, она доходила Аннук до пояса, вырубили и сложили в стороне на прикорм лошадям. У деревьев стояло две повозки с цирковым скарбом. Над поляной вился ароматный дымок. Мальчик, следивший за двумя пегими лошадками, полулежал под дубом и глядел на закипавшую в котелке баланду.
- Пришли. Сейчас все на представлении, поэтому никто не помешает. - Один из караванов был оборудован, как гримерка. Поднявшись по ступенькам Аннук пропустила Оникс вперед и следом зашла сама. - Здесь не слишком просторно, но я подумала что тебе будет удобнее. Слепота плохой советник, если приходится осваивать новое место. К счастью гримерная была относительно прибрана и в отличие от той же поляны практически лишена острых углов и обстановки. У стены стоял заправленный топчан, у двери, занавешенной оранжевым полотном, на самодельных вешалках представлены немногочисленные костюму, в коробках - отрезы ткани.
- Сюда, - Аннук подвела спутницу к импровизированной постели и усадила. - В шаге от тебя ведро с чистой водой. Я принесу чего-нибудь поесть, а когда вернусь... - У окна, убранного плотной занавеской с ноги на ногу переступила лошадь, цокнула уздечка. Аннук дернулась, словно от резкого удара и замерла. В комнатке было темно. Солнечные блики, минуя занавеску рассыпались по полу золотыми бликами, но почти не давали света. Мальчик на улице помешал варево в котелке и ритмичный звук наслоился на дыхание лошадей.
- Оникс, - голос Аннук дрожал, - скажи, ты слышишь? Налетел ветер и занавеска колыхнулась. В комнату проник запах костра. На плечо циркачки опустила рука с длинными темными пальцами.

До выступления жонглеров оставалось мало времени. Краем глаза Аннук следила за приготовлениями и всё возрастающей толпой.
На свете множество цирков. Одни услаждают богатых, если тем случится заскучать. Другие, попроще, больше по сердцу беднякам. Редко попадаются такие, которые нравятся и тем, и тем. Цирк Ксенофилиуса не подходил ни под одну из категорий. По пути сюда шатры не останавливались в слишком маленьких селениях, брезгуя славой, которую обещали крестьяне; не заезжали и в слишком большие номы. Хотя по лицу управителя, мученически сжимавшего губы, было очевидно как сильно он того желал. Однако, плата за представления в таких местах слишком высока и не по зубам пусть и гордому, но бедному цирку. В труппе в основном выступали жонглеры (слишком просто), балагуры, шутившие о матерях жены и не знавшие забавы веселее той, которую обещал брошенный в лицо каравай (замечательно, если он будет твердым и по пути пересчитает зубы), канатаходец не поднимался выше пяти метров над землей, а танцовщицы... хоть и были хороши, как расписные куколки, то и дело скатывались в пошлятину, вращая бедрами, как уличные девки, и в том не было их вины. В другой ситуации Аннук и не взглянула бы в сторону такого места. Но ныне, ожидала представления, с восторгом, не меньшим, чем то, которое проявляли галдящие вокруг шута дети.
Выудив из кармана мячики, циркачка перекидывала их из одной ладони в другую.
- Они подарили мне собаку, - отвечая на вопрос, она мельком взглянула на Ареса. Пес устроился подальше от девушек, наблюдая за торговкой, раскладывающей на прилавке печеные яблоки и сдобу.
- Впрочем, и от таких экспонатов есть польза..
- Знаешь, как говорят? - Аннук сжала мячик и подбросила над головой. Яркий кругляшок взвился над площадью и едва не угодил в спешащую по  делам горлицу. Птица сбивчиво проворковала и скрылась с глаз. Ехидный ответ был готово сорваться с языка, но замер, не достигнув цели.
Звук Аннук заметила запоздала. Столько раз слышала за последнее время, что научилась игнорировать. Ладони мигом похолодели, в животе скрутился узел. Оникс сбилась и тоже замолчала. Голос площади, полной людьми, отошёл на второй план, как будто кто-то убавил громкости. И только ритмичное цок-цок звенело ясно и четко. Совсем далеко тоненько всплакнул Щен, навострив уши за пазухой шута. Занервничал Арес, хвост до того подметавший улицы, прервал движение. Крупный пес поднялся на лапы и вопросительно посмотрел на Оникс, при этом лишь мимоходом задев вниманием Аннук.
- Что ты сказала? - давление на виски немного ослабло и Аннук выдохнула. Звук сделался еле различимым. Иррациональное желание сбежать и спрятаться немного отпустило, побелевшей рукой она вцепилась в рукав платья.
Этот звук и все за ним следовавшее был ее наваждением. По ночам она слышала, как чужие кони храпят под окнами, даже тогда, когда загодя выбирала жилища их лишенные. Утром было тяжело проснуться, грузные сны не отпускали из лап дремы и вслепую она бродила по сумеречному полю. Искала Ру, Тарика, отца, кого-угодно, но вместо этого натыкалась на холодные стволы деревьев, а за спиной дышали кони. Хуже всего было в короткий промежуток после заката. Когда сквозь сине-серые облака, пробивались кровавые отблески солнца и приходили видения... Недавние слова Оникс, наконец, достигли слуха. Последнее, чего ей теперь хотелось, это искать тихое место. Уж лучше сходить с ума в толпе людей, чем оставшись наедине с жрицей.
- Мне нужно выступать, а ты можешь подождать в одном из шатров. Будет время передохнуть. - Арес поднялся, собираясь следовать за Оникс. Ну надо же! В отношении нее он редко проявлял такую озабоченность. Аннук прикрикнула на пса и указала на землю: - Сидеть! Тот неожиданно повиновался, но продемонстрировать верхние зубы не забыл. В край раздосадованная, циркачка показала ему язык.