Остальной мир отсюда кажется чем-то невообразимо далеким, а мы песком, который птица унесла за море. (С)
Утро уже зажглось, когда они добрались до места.
Горячее солнце поднялось высоко в зенит, опаляя верхушки деревьев. Земля под ногами была еще влажной после почти семидневной падеры, но теперь быстро просыхала, поднимая облака молочно-белых испарений.
Деревня находилась в нескольких часах пути медленным шагом, но имея лошадь можно было добраться гораздо быстрее. И вот выехав засветло, их отряд уже был на месте. Аннук нервно поерзала в седле. Лошадей она никогда особенно не любила, предпочитая иметь под ногами твердую почву. Сейчас, сидя высоко над землей, она испытывала беспокойство, хоть теоретически и догадывалась, что совершенно необоснованное. Арес, напротив наслаждавшийся прогулкой, давно скрылся впереди процессии. Иногда он возникал где-то поблизости, но тут, же вновь исчезал, подгоняя ближайшего всадника злым лаем и взбивая лапами мокрую грязь.
Прошло уже достаточно времени с тех пор, как в этих краях отшумели последние отголоски войны, но обугленные остовы - единственное, что осталось от многих домов - еще не успели обрасти зеленью и производили гнетущее впечатление. Лужи в центре деревни были по колено лошадям. И каждый раз, когда тонкая рыжая кобылка оступалась, колени всадницы обдавало влагой. Ехавший рядом мужчина обвел долину взглядом, покусывая внутреннюю сторону губы. Девушка откинула волосы, лезшие в рот, и снова уставилась вперед. Оливковые пальцы, рассеяно перебирали гриву лошади. По дороге сюда она так вцепилась в шею несчастного животного, что всадник всерьез обеспокоился, о том, как бы кобыла не взбрыкнула и не скинула наездницу. Обошлось.
Он рассказывал ей о том, что происходит вокруг в пол голоса, так что слова долетали только до нужных ушей. Черная юбка, обнажавшая ноги выше коленей полоскалась на ветру, и казалось, что за ними следом летит огромный ворон. Зеленая блуза была спущена на худенькие плечи и вся испещрена вышивкой в мелкий цветочек. За время пребывания на юге кожа Аннук стала совсем тёмной, а волосы так выгорели, что приобрели рыжий оттенок. Доведись ей увидеть собственное отражение - она бы непременно с удовольствием отметила, что теперь похожа на настоящую цыганку, которой всегда стремилась стать.
- Справа будет река, попридержи коня, - ровный голос Алфея успокаивал и, последовав совету она мягко потянула за уздцы, чувствуя, что кобыла противится и тянет в сторону.
- Да что же это? Я говорил, что нужно было тебе оставаться дома, девочка.
Мужчина выхватил у нее из рук упряжь, когда лошадь уже вошла по круп в воду, замочив Анник ноги, и вывел из реки.
- Здесь люди! – один из троицы ехавших впереди всадников затормозил возле Аннук и Алфея.
- Езжай с ней, как и собирались. Встретимся через пол оборота, - невольный сопроводитель гречанки недовольно поджал губы. Чтобы догадаться об этом вовсе необязательно было видеть его лица. Алфей кивнул в её сторону, поздно спохватившись, и погнал лошадь в галоп. Вскоре перестук копыт стих вдали.
Яблони стояли, тесно прижавшись, друг к другу. Скрюченные ветви переплелись за долгие годы между собой так тесно, что чем старше и выше было дерево, тем сложнее было разобрать где кончался ствол одного и начинался другого.
- Ты достанешь до дерева, если протянешь руку вправо. Оно молодое и яблок почти нет, но прямо возле твоей ладони висит одно, – Аннук сделала осторожный шаг в сторону.
В незнакомом месте всегда было тяжелее всего. Невозможно было притворяться, что с тобой все в порядке, и ты ничем не отличаешься от других, когда для каждого шага необходимо сначала обследовать землю вокруг тонкой деревянной палкой. Это злило иногда приводя в бешенство. Даже спустя почти два года. К некоторым вещам, как бы не заблуждались мудрецы и дети, привыкнуть невозможно.
- Расскажешь мне, что ты видишь?
- Деревья! Всюду проклятые яблони, - молодой солдат медленно поскреб щетину на подбородке, так что гречанка, стоя чуть впереди него, услышала мерное "жум-жум", - такие же, как и в Патрах. Не отличишь. Зачем ему, скажите на милость, понадобились именно эти проклятые яблоки?
Аннук не нашлась, что ответить, продолжая изучать кончиком палки траву под ногами. Само поручение, ехать в разрушенную деревню и рвать яблоки, было абсурдно. Для солдат, еще и унизительно. Она слышала, как по дороге они недовольно переговариваются, и чувствовала напряжение в голосах. Что касалось самой Аннук, она была рада покинуть город. Три месяца взаперти, как в распахнутой клетке, из которой, тем не менее, было невозможно вырваться. Иногда сидя по вечерам в комнате, она ощущала себя глупой канарейкой, которая поет день напролет, а ближе к ночи забивается в самый дальний угол, не зная жаться ей к прутьям или попробовать выпорхнуть наружу и поближе взглянуть на кошку.
В Патрах было неспокойно. И все же город почти не пострадал от военных набегов сотрясающих страну. Ходили слухи, что Микены окончательно отбиты богами и на месте сожженных храмов военачальники побежденных человеческих армий строят новые. Говорили, что Богиня с головой кошки, царствует на Родосе, заставляя своих приспешников сотнями отстреливать всякую птицу, пролетающую над островом, и по утрам там царит такое безмолвие, что становиться тошно ровно, как людям, так и богам. Будто бы в Афинах молодой король укрепил свои позиции и, собрав многотысячную армию, пообещал до исхода зимы вернуть Микены. Слухи, правдивые или нет, были единственным, чем им дозволялось развлекаться, когда хотелось окончательно запугать босоногих и грязных детей или потешится иллюзией, что у них, все гораздо лучше. Смотреть на то, как Греция бьётся в агонии со стороны, боясь приблизить и на шаг, как к бешеной собаке. Патры предпочитали вариться в собственной грязи.
Аннук пошарила под ногами, пока не наткнулась на круглый плод. Сладкий запах падалицы разлился в воздухе. Солдат суетился поблизости, узкими ладонями, выбирая из опавших яблок молодые и крепкие. Они работали в молчании, отвлекаясь лишь изредка, чтобы прислушаться к звукам, доносящимся со стороны дороги, стараясь различить голоса или перестук копыт. Но Все было тихо. Ветер налетал злыми порывами, тревожа грязь и сухую листву, которую поднимая в воздух, закручивал в вихри. С этой стороны, моря было не слышно, только над головой носились шальные чайки, бранясь на погоду.
- А кто там был? – Аннук прервала своё занятие, отирая со лба пот, - В деревне.
- Дружинники. Злые, как аидовы псы. Рассказывали, что на них напал какой-то мятежник, или что-то в том духе. На одном плащ, что те драные тряпки и весь в обугленных махрах, - мужчина хохотнул, растягивая слова, - говорят здоровенный был, как бык. И огнём плевался.
С громким хрустом солдат откусил кусочек от яблока, которое все еще держал в руках, продолжая рассказ:
- Только думаю оболдуй хорошо надрался, да дрянью какой облился по глупости, вот и вспыхнул у костра. Смердит от них, как с навозной кучи.
Девушка улыбнулась. Для разнообразия было бы неплохо послушать историю о том, как на дураков нападают дураки. Солдатские сказки изобиловали драконами, хибридами и плюющимися огнем гарпиями, и почти никогда людьми. Проигрывать себе подобному у этой братии было не принято
- Надеюсь, огненный мятежник ушел далеко. Боюсь лишиться места. - Аннук и солдат засмеялись.
* * * * *
Над городом носилась музыка.
Глупая старинная песенка взвилась последним аккордом, и шутиха рухнула на каменную плитку. Вихрь бубенчиков лизнул подножие грубо сколоченного деревянного трона, колокольчики хрустнули в последний раз и тоже смолкли. Праздник! Что они праздновали оставалось загадкой для многих, но если ты был достаточно умен, чтобы не спрашивать, дело твои обстояли просто замечательно. Уже к полудню площадь раскалилась добела. Мимо сновали разодетые горожане, пахнувшие лавандой от моли и заскорузлой пылью от дубовых сундуков. Крестьяне расположились на высоких жердочках, оставшихся от рыночных прилавков, вглядываясь в разрисованный помост для выступления, установленный по середине базарного места. Он несомненно знавал лучшие времена. Когда-то яркая краска облупилась, являя вместо голубых русалочьих волос прогнившее дерево. Бороды сатиров на рисунке выцвели и стали почти белесыми, однако общая картинка сохранилась. И если отойти подальше, еще можно было разглядеть синее море и трех русалок, тянущих ладони к Пану, словно нищенки. Из окон над площадью, по приказу короля были вывешены яркие куски ткани. Старые флаги и боевые знамена, преобразившиеся при свете солнца хлопали на ветру, перемигиваясь богатой вышивкой. На время позабыв о славных победах и кровавых проигрышах.
Пожилой флейтист почтительно склонил голову, закончив играть и отошел в сторону, неодобрительно поглядывая на лежавшую на каменном подмостке девчонку. Темные волосы с рыжими перьями разметались по полу, глаза закрыты и только дикая улыбка гуляет на губах. Да еще эти ужасные бубенцы, набившие оскомину каждому в городе, знай себе трещат на ветру, нося в воздухе пьяный перезвон.
Стихшая музыка опять заиграла, видно король сидящий на деревянном троне позади снова махнул рукой. Мелодия была смутно знакомой и ей казалось, что она узнаёт отдельные куплеты, но только вспыхнувшее воспоминание тут же уносилось не позволяя до себя дотронуться. Все еще прислушиваясь Аннук села на месте, ощущая на себе взгляды и от души наслаждаясь произведенным эффектом. Находясь вдали от города она могла быть кем угодно и заниматься, чем угодно, однако когда наступало время праздников роль была предопределена. Едва ли она рассчитывала на это с самого начала, явившись в Патры.
В первый день в новом городе она с трудом нашла место для ночлега и едва рассвело отправилась в центр, рассчитывая немного заработать и купить новые вещи. Последние сбережения были потрачены на нехитрые реквизит для представлений, составивший половину бутылки с маслом, древнее огниво, кости для собаки и три яблока, которые она съела тут же, после пожалев о собственной жадности. К вечеру она так устала от бесконечного хождения и стен, которые вырастали в самых неожиданных местах, угрожая расквасить нос, что почти решила идти дальше, возненавидев Патры с их молчаливыми жителями и частой архитектурой. Ночь оказалась немногим лучше. Огонь не слушался и кусал скоро превратив нехитрое выступление в настоящую пытку. Аннук измучилась и не могла сосредоточиться, прислушиваясь к голосам зрителей, ожидая ежесекундно услышать взрывы смеха. Арес крутился под ногами, вещая каждому желающему, смевшему подойти ближе, что назван был не по прихоти и совсем не спроста. Когда пытка цирком закончилась она удивленно обнаружила, что вокруг собралась целая толпа, а разноцветный платок отяжелел от монет. После того, как огонь умолк место выступления погрузилась в почти суверенную тишину, которая, как она поняла позже объяснялась появлением короля.
- Добро пожаловать! - Аннук вздрогнула, воспоминания, заслонившие действительность, спорхнули с ресниц и скрылись. Она быстро поднялась на ноги, чувствуя, как камни обжигают пятки и звякая бубенцами, вернулась к ступеням возле трона. В толпе горожан, собравшихся на праздник послышался робкий гомон. Словно ветер перемешивал гальку у морского берега. Зычный голос короля еще долго вещал, но разомлев на солнце она обнаружила, что не понимает ни слова. Пес, сидевший поодаль ткнулся ей в руку и прижавшись к жесткой шерсти, циркачка бесцельно накручивала локон на палец, время от времени разгоняя тишину поминальным звоном колокольчиков.
Что-то произошло и она встрепенулась садясь прямо и отстраняясь от Ареса. Нескладная музыка исчезла совсем, голоса стихли, и только ветерок трепал на ветру знамена.
- Выведите их, - скрипнула половица и по деревянному полу у сцены (как она догадалась, судя по расстоянию) забегали ноги, спеша выполнить распоряжение. Толпа замерла и дружно ахнула, как хорошо натренированные долгими повторениями артисты. Арес под рукой напрягся, выпячивая вперед мощную грудь, так что Аннук чуть не упала навзничь, потеряв опору. Ширма, скрывавшая сцену, медленно поползла в стороны, оглашая площадь приглушенным треском.
-Прости меня! - воскликнул он, а наемница от неожиданности подскочила на месте, - Ты наверное голодна? Аполлон поднялся на ноги и щелкнул пальцами. Сейчас же перед ними появился маленький стол, ломившийся от разных блюд, - Забудь о волках, их мы есть не станем. Не думаю, что такие злые животные будут съедобными. Сам Аполлон уселся на одно из двух золотых кресел и, как ни в чем не бывало, взял со стола кисть винограда, подавая пример девушке. [
